— Сергей Владимирович, вы с детства мечтали быть поисковиком или это желание возникло позже? — В детстве я мечтал стать военным. У меня семья офицеров. Мой дед прошел всю войну с 1939 по 1945 год. Отец у меня офицер. Брат закончил службу заместителем командира нашего 331-го гвардейского воздушно-десантного полка. А мне не дались науки в военном училище. Я туда поступил, но не закончил его. В конце 90-х я занялся преподавательской деятельностью и попал уже впоследствии в поисковое движение.

— А с чего начиналась ваша деятельность в поисковом движении? Вы помните свою первую экспедицию? — Да, конечно, помню своего первого бойца. Это была Тульская область, Белевский район. Мы поехали со студентами колледжа бытового сервиса. Мы взяли ребят со всех специальностей, в основном это были отделочники, строители, связисты. В тот момент понимание поискового движения у меня уже было. Я изучил историю Великой Отечественной войны. И приехал на первую экспедицию, как я считал, подготовленным. Сразу же в первую экспедицию мы начали поднимать павших в годы войны бойцов. Из-за этого отношение к нам других опытных поисковых отрядов, которые с нами работали в те дни, изменилось – нас стали уважать. Они на нас посмотрели и сказали: «Вы сюда в первый раз приехали, и тут же такая эффективная работа…» Первый мой боец, которого мы нашли вместе с нашим учеником Сергеем, был старший лейтенант, которого оставили на поле боя. Он как упал в траншею замертво, так и остался там лежать, пока мы его не отыскали и не подняли. Я навсегда запомнил эту картинку.

— Вы упомянули, что работали со студентом. И сейчас вы тоже подключаете молодежь к поисковым экспедициям? — Да, у нас идет постоянное ежегодное увеличение числа молодых людей поисковиков. Например, в прошлом году во всех экспедициях участвовала молодежь. Единственное, в весеннюю экспедицию мы несовершеннолетних подростков не берем: из-за условий проживания, холода… Хотя молодые люди бывают разные: с нами в экспедиции один 16-летний парень ездил, так он фору даст и здоровым мужчинам.

— Почему так важно привлекать молодежь к поисковой работе? — Я вообще считаю, что важно не только к поисковым экспедициям подключать молодежь, потому что мы всех все равно не вывезем, хотя это неплохо бы было. Но, сделав так, мы, во-первых, навредим историческому слою, который там находится, потому что неопытный поисковик очень много вредит грунту, мы этого не приемлем. У нас же – археологический подход зачистки территории. Мы работаем очень аккуратно и точечно, закрывая квадрат за квадратом.

— А чему поисковая работа учит молодое поколение? — Я вообще поисковую деятельность и изучение истории Великой Отечественной войны называю прививкой от фашизма. У нас многие боятся говорить страшные вещи об изнасилованиях, о сжиганиях детей, о том, например, как немцы брали ребенка и разбивали ему голову об стену. Многие считают, что об этом нельзя рассказывать, что это травмирует личность. Я считаю, недопустимо вычеркивать из истории существование нацизма и геноцида многих народов со стороны фашистов. Европа уже вычеркнула этот факт.

— А как Европа это вычеркнула? — Я встречался с доктором наук из Германии, которая приезжала к нам на вахту Памяти, чтобы найти своих немецких солдат. Мы с ней общались. Она нам и говорит: «Зачем вы героизируете неизвестного солдата? Не пора ли забыть о Великой Отечественной войне?» Я спрашиваю: «У вас немцев сколько погибло?» Она не смогла ответить. Я ей говорю: «А вот моих братьев и сестер славян и других народов, с которыми мы жили в мире много сотен лет, их погибло более двадцати шести миллионов человек, в том числе и моих родственников. И вы предлагаете мне это забыть?!» Она обиделась…

— Сергей Владимирович, скажите, интересуется ли подрастающее поколение своей историей? — Приведу пример. После четырнадцатого февраля, дня святого Валентина, я зашел в магазин. Там продавали подарки, открытки, приуроченные к этому празднику. Я спросил у продавщицы: «А разве вы не все продали?» Она говорит: «По сравнению с прошлыми годами мы вообще почти ничего не продали…» Это о чем говорит? Это говорит о том, что мы помним – это не наш традиционный праздник. Не будем углубляться в историю этого дня. Иначе еще хуже получится… Мы донесли это до молодежи. Теперь нет среди молодых людей такого ажиотажа как раньше. Во-первых, это праздник не наш, он не православный, а католический, во-вторых, по всем нашим ценностям, праздник святого Валентина противоречит канону семьи. Если вспомнить тот же Хэллоуин, раньше тоже с ума все сходили по этому празднику. Сейчас такого нет. Молодежь понимает, что это не наше.

— А историей костромского края молодежь интересуется? — Молодежь стала намного больше интересоваться историей родного края, в том числе и историей своей семьи. Я это вижу, так как работаю в архивах: очень много запросов на метрические книги, молодежь интересуется своими корнями.

— Есть ли какие-нибудь критерии, чтобы стать поисковиком? — Человек должен быть несудимым и морально здоровым, чтобы стать поисковиком. Остальное придет с опытом. Либо он поедет один раз и поймет, что это не его, либо он, всего лишь раз соприкоснувшись с историей Великой Отечественной войны, попробовав себя в роли поисковика и вынеся бойца из леса, навсегда останется в поисковом движении. Но даже если человек один раз съездит в поисковую экспедицию, он все равно получит прививку от фашизма, о которой я говорил, и это уже будет не зря.

— Вы сказали о том, что человек может один раз съездить и больше не участвовать в поисковых экспедициях. Как вы считаете, в этом случае люди едут из-за острых ощущений? — Там не получится острых ощущений. Многие едут из-за компании – гитара, костер… Но, когда они видят реальность, они понимают, что никаких приятных ощущений нет. В поисковых экспедициях – реалии жизни. Есть жизнь, есть смерть, есть подвиг… Другого там нет.

— Как получилось так, что некоторые останки солдат лежат прямо на поверхности под слоем мха? — Рядом с деревнями мы, допустим, всех убрали. А в болото кто пойдет искать бойцов? К примеру, Зайцева гора – там одни болота, речки, а погибшие солдаты в этих болотах… Но сейчас бойцы редко лежат на поверхности.

— На Зайцевой горе вы работаете уже десять лет. Как вы считаете, много там еще осталось ненайденных солдат? — В братском захоронении, которое сделали мы, поисковики, пять тысяч захороненных солдат. Общие потери бойцов разнятся – от семидесяти тысяч до ста тысяч солдат… И на самой Зайцевой горе есть мемориал. Туда уже после войны отвозили останки солдат с полей, которые пахали. Сколько их туда привезли, мы не знаем: учета не было. Мы работаем не на количество, а на качество зачистки территории. Мы, к примеру, полностью зачистили пять тысяч квадратных метров: там теперь нет ни гильз, ни снарядов, ни останков солдат.

– А как вы зачищаете территорию? – Руками и совком мы снимаем верхний слой почвы до материковой его части. Мы выбираем все предметы Великой Отечественной войны.

— А помимо предметов Великой Отечественной войны вы что-нибудь находите? — В основном нам попадается кухонная утварь, не связанная с периодом Великой Отечественной войны. Но один раз в Гдове Псковской области мы натолкнулись на артефакты. Я сразу понял, что это не связано с Великой Отечественной войной. Мы зафиксировали эти артефакты. Написали письмо в Псковский Археологический институт и вызвали его сотрудника. Он забрал артефакты на экспертизу и потом дал заключение, что это предметы тринадцатого века.

— А что это были за артефакты? — Мы нашли оберег, ремень с кованой пряжкой. Это оказалось неучтенное погребение тринадцатого века.

— Расскажите, пожалуйста, о том, как проходит подготовка к поисковым экспедициям? — Я поднимаю все архивные данные Министерства обороны по боям в определенных местах во времена Великой Отечественной войны. Затем следует разведывательный выезд. На основании найденных артефактов разведчики определяют основные направления движения, сектор обстрела. А дальше мы анализируем, где какое подразделение шло, смотрим потери солдат по спискам. По Зайцевой горе я каждый год перечитываю воспоминания и дневники, пересматриваю карты, анализирую собственные записи, чтобы понять, где мы можем еще найти бойцов.

— Что самое сложное в работе поисковика? — Не навредить

— Не навредить останкам солдат? — Нет, не навредить памяти.  Мы, поисковики, последние, кто видит доли секунд перед смертью солдат. Ни для кого не секрет, есть поисковые отряды, которые находят солдат, выдирают их из земли и складывают в мешок. У нас такого нет. Мы при обнаружении солдата или нескольких солдат готовим археологический стол и с помощью кисточек, совочков и ножичков начинаем аккуратно вычищать объект, чтобы все найденные предметы остались на своих местах. Каждый предмет имеет свою цифру – свою принадлежность к останкам. Мы фотографируем весь процесс. Мы ведем протокол раскопа и протокол эксгумации. В протоколах эксгумации с помощью фото мы фиксируем абсолютно всё: пуговки, прижизненные ранения, повреждения костных останков, личные вещи, звание, пол… Мы сохраняем память и историческую картинку прошлого.

— Когда вы находите погибших солдат и сообщаете об этом их родственникам, как те реагируют? — В большинстве случаев – благодарят. Но вот тут, к примеру, нашли значок, позвонили родственникам, трубку взяла, как я понял, внучка солдата. Стали рассказывать ей о деде, о том, что он герой. А она сказала: «Он в 1939 году ушел из семьи. Не звоните нам больше». Еще был случай, когда мы нашли бойца и позвонили его родственникам, трубку взял тоже внук. «Мы нашли вашего деда». Пауза. Мужчина на том конце провода спросил: «И чего вы хотите? Денег?» Мы ответили: «Нам деньги не нужны. Мы нашли вашего деда и захороним его в братской могиле. Если вы хотите забрать его личные вещи…» – «Ну и всё, хороните его там и вещи ему туда же положите», – перебил мужчина и бросил трубку.

— Как ваша семья относится к вашей работе? Чем помогает? — У меня вся семья со мной. Мой сын поехал впервые со мной в поисковую экспедицию, когда ему было три года. А дочка впервые поехала в тринадцать лет – сама захотела.

— Вы посвятили свою жизнь патриотическому воспитанию подрастающего поколения, к каким выводам вы пришли за это время? — Я все время думаю, лишь бы не повторились 90-е годы. Я думаю о будущем своих детей. Есть либералы, которые хотят свержения действующей власти, в основном это молодые люди. Но они не жили в 90-е – когда тебе стыдно возвращаться домой, потому что ты объешь собственную семью, и поэтому ты ходишь весь день голодный из-за отсутствия денег, приходишь домой и ложишься спать. Ничего хорошего в этом нет. Любая смена власти и направления ударяет в первую очередь по самому народу, а потом по экономике страны. И опять будет спад, будут слезы, горе и опять будет подъем с колен… Хватит России подниматься с колен!

— Вы видели ужас войны собственными глазами, когда находили павших бойцов… У вас не было моментов, когда вы понимали, что тяжело продолжать поисковую экспедицию? — Я хотел уйти с поисковой работы…

— А что вас остановило? — Я не поехал на одну экспедицию в Калугу. Дома я не находил себе места. Остальные поисковики уехали туда. У меня стояло перед глазами это место. Я по телефону объяснял им, куда нужно идти. Но они ничего не нашли там, куда я указал. Тогда я собрался и поехал к ним. И я без щупа, без прибора нашел в том самом месте, которое указывал ребятам по телефону, пять солдат… В тот момент я понял, что буду заниматься поисковой работой до последнего вздоха.

— Сергей Владимирович, скажите, испытываете ли вы какие-нибудь необычные ощущения, когда находитесь в поисковых экспедициях? — Да, я постоянно ощущаю присутствие кого-либо на местах боев, особенно на местах массовой гибели. Там даже птицы не поют. Гробовая тишина.  Когда работаю один в лесу, я постоянно чувствую на себе чей-то взгляд. Немного жутковато. Это не только у меня, но и у многих других опытных поисковиков такие же ощущения. Мы называем это «взгляд». Они за нами смотрят. Я в это верю.

— О чем вы мечтаете? — Мы работаем на Зайцевой горе уже десять лет. Я мечтаю, чтобы после нас люди пришли туда, не нашли там останков и сказали: «Ребята, которые работали на Зайцевой горе, они здесь – закончили войну». Ведь как говорил великий русский полководец Александр Суворов: «Война не закончена, пока не похоронен последний солдат».